 |
|
|
Суд в Лефортово.
Суд в Лефортово
Военная коллегия Верховного суда РСФСР устроила «выездную сессию» в Лефортово, в клубе при тюрьме. Суд состоялся в марте 1959-го и длился две недели. Каждого из участников ежедневно приводили под конвоем в зал и потом возвращали в тюремные камеры. Свидетелей после допроса сразу уводили из зала.
Все подсудимые держались на суде прекрасно: улыбались друг другу – ведь увиделись впервые за год! – и старались ободрить друг друга если не словом, то хотя бы взглядом. Разговаривать между собой запрещено, но улыбку не запретишь, и дружеский взгляд не закроешь.
На одном из заседаний произошёл такой эпизод. Судья вызывает:
- Свидетель Мирьям З-и-исля Янкелевна! – он произносит имя врастяжку, в голосе его слышна скрытая издёвка.
Молчание, никто не встаёт. Судья повторяет громко и отчётливо:
- Свидетель Мирьям Зисля Янкелевна!
Тогда поднимается Мария Яковлевна, близкая подруга Доры, вызванная в суд в качестве свидетеля обвинения.
- Это я? Меня все зовут Мария Яковлевна…
Судья повторяет в третий раз, уже явно издеваясь, растягивая слова:
- Свидетель Мирь-я-ям Зи-исля Я-аа-нкелевна! Отвечайте!
Мария Яковлевна подтвердила, что Дора Кустанович всегда интересовалась еврейской литературой и государством Израиль…
А свидетель Юра Бутман сказал, что вообще не понимает, в чём обвиняют Подольских:
- Ну и что, если Борис интересовался еврейским языком? Он и китайским интересовался. Что в этом плохого?
В конце допроса Бутмана судья сказал, что следует разобраться, «что собой представляет этот Бутман»… К счастью, Юру потом не тронули, обошлось.
Дора Кустанович отказалась от адвоката. В своей защитной речи она сказала всё, что думала – и о положении евреев, и о советской власти, и об этом «деле», приведшем её вместе с мужем и сыном на скамью подсудимых. Обвинение в «передаче секретов» назвала бессмыслицей.
- Никаких государственных секретов я не знаю, и передавать мне было нечего. Да, я написала статьи о положении евреев в Советском Союзе и передала их в Израиль, потому что кто-нибудь должен сказать правду миру. Каждое слово, мной написанное, – правда. Говорить правду – право и обязанность каждого человека, и если за это судят, то виноват тот, кто судит. Я не признаю себя виновной.
Отметила оскорбительное отношение судьи к свидетельнице:
- Для судейского великорусского уха еврейское имя Мирьям Зисл звучит уродливо, унизительно. Откуда уважаемому судье знать, что имя Мирьям – одно из древнейших и красивейших еврейских имён, а зисе по-еврейски значит сладкая?! Даже имя еврейское служит поводом для издевательства и унижения. Абрам и Сара – презрительные клички. А интересоваться еврейской литературой – это, конечно же, страшное преступление в глазах уважаемого судьи!
Ещё она сказала:
- У еврейского народа в Советском Союзе нет рупора, нет своей интеллигенции, нет общественных деятелей, нет трибуны. А евреи – известные журналисты и писатели – Эренбург, Заславский, Шейнин – вспоминают о своём еврействе только тогда, когда власть велит им выступить против евреев.
И добавила:
- Хватит над нами издеваться. Мы имеем право на национальное и человеческое достоинство.
Григория Давидовича Зильбермана приговорили «только» к одному году заключения, и этот год он уже отсидел под следствием. Поэтому его освободили из-под стражи прямо в зале суда, сразу после оглашения приговора. И тогда он, старый учитель иврита, подошёл к Доре и сказал ей:
- Ты – Пророчица Дебора, ты настоящая Двора а-Невия!1
Никто из подсудимых не каялся, не просил снисхождения. О снисхождении для двадцатилетней Тины и восемнадцатилетнего Бориса просили на суде адвокаты, нанятые родственниками, просили чисто формально: все понимали, что приговор вынесен заранее, и не суд это сделал, а «высшие инстанции», т.е. КГБ. Роль адвокатов свелась к нулю, хотя родственникам они стоили немалых денег.
Приговор: в измене родине – оправдать!
Для советского суда и это было великим достижением...
«За создание и распространение антисоветской литературы с использованием национальных предрассудков» Дора и Семён получили по 7 лет, «за распространение антисоветской литературы, агитацию и пропаганду, с использованием национальных предрассудков» Барух – 5 лет, Тина Бродецкая – два года, её отчим Дробовский полтора, а 82-хлетний учитель иврита Зильберман получил один год тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, он вскоре умер.
Эта прибавка «с использованием национальных предрассудков» весила немало. Статья 58-10 в новой редакции делилась на две части: в первой – за просто антисоветчину записан максимум 3 года, а во второй части – «с использованием национальных предрассудков» – 7 лет с конфискацией имущества. Этот максимум по второй части статьи присудил суд Доре и Семёну. Правда, имущества у них практически не было, нечего было конфисковывать.
После суда – короткое, всего 10 минут, свидание. Только увидеть сына и мужа – ни обнять, ни поговорить нельзя, охранник глаз не сводит.
Держа высоко голову, Дора Борисовна, маленькая, седая женщина, сказала своим любимым мужчинам самое главное слово:
- Будем! Будем! Мы не поддадимся чёрной силе!
Когда её вернули в камеру, зазвучала в её голове песня:2
Будем! Будем!
Мы не поддадимся – будем !
Пусть нам больно,
Пусть нам тяжко,
Пусть нам страшно,
Но мы правы!
Не сдадимся – нет!
Будем! Будем!
Мы не покоримся силе – нет!
Спесь и слава –
Это только для неумных,
Им бы только чин побольше,
Благосклонность у начальства,
Ордена и власть
Глупость, жадность,
Невежества засилье – вот наш враг.
Умным, честным,
Лишь в тюрьме теперь нам место.
Пусть нас мучат,
Пусть нас душат,
Пусть пытают –
Всё ж сильны мы
Силой правды – да !
Грубой силе
Мы не покоримся никогда!
Будем! Будем!
Пусть сияет солнце
И пусть сгинет тьма!
тюрьма Лефортово, 10 марта 1959 г.
Так она и вела себя, не покорилась.
Что чувствовала Дора тогда, она не рассказывала. Но двадцать лет спустя, в Израиле, когда Барух ещё не вернулся из университета, и мы с ней готовили еду на её кухне, она вдруг спросила:
- Ты не знаешь, Борик не обижается на меня за то, что я втянула его в это дело? Мог бы закончить университет, пойти в аспирантуру, заниматься лингвистикой вместо того, чтобы проходить тюремные и лагерные науки…
- Насколько я знаю, нет, – сказала я, – скорей наоборот, гордится тем, что начал сам, и мама его поддержала. Но я спрошу его.
Барух, конечно, так и ответил.
1 Двора- а-невия (иврит) – пророчица Дебора.
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%B0
Девора (Дебора, ивр. דְּבוֹרָה, Двора, букв. «пчела»), героиня библейской книги Судей, судья и пророчица эпохи Судей (ок. ХII в. до н. э.).
Согласно Библии, Девора была женщиной, вдохновлённой Богом: «жила под Пальмою Девориною, между Рамою и Вефилем (Бейт-Эль), на горе Ефремовой; и приходили к ней сыны Израилевы на суд» (Суд.4:5). Стала вдохновительницей и руководительницей войны против ханаанейского царя Явина, правившего в Хацоре (ок. 1200—1125 гг. до н. э.). Её победа на 40 лет принесла спокойствие народу Израиля (Суд.5:31).
В память этой блестящей победы Дебора и Барак сложили благодарственный гимн Богу, известный под названием «Песнь Деворы» (Суд.5). Этот фрагмент датируется VIII веком до н. э. (некоторыми учёными — около 1200 года) и считается древнейшим сохранившимся образцом древнееврейской поэзии, равно как и одним из древнейших по происхождению мест в Библии.
см. также в Электронной Еврейской энциклопедии: http://www.eleven.co.il/article/11385
2 Сборник «Поэзия в концлагерях», Израиль, 1978, стр.78
Перепечатка, переиздание или публикация материалов этого раздела в любом виде без разрешения администрации сайта запрещены.
|
|
